| Интервью
Спасибо большое Катарине за перевод! US Open 2007 М.Сафин –
Ф.Дансевич В:
Во
время матча у вас было много поводов,
чтобы лишиться самообладания, но вы
этого не сделали. Довольны тем, что
сохранили сегодня самообладание? МС:
В общем, да. В начале матча я немного
нервничал, ведь этот парень (Дансевич) в
последние два месяца хорошо играет. Он
достиг неплохих результатов. Здесь в
Штатах он был в финале в Индианаполисе,
выиграв в полуфинале у Роддика, а в
Монреале дошел до четвертьфинала, так
что сюда он приехал, будучи уверенным и
собранным. Я против него никогда не
играл. Он хорошо подает, хорошо
принимает, отлично играет на задней
линии, уверен в себе. Тем более, в первом
круге ему нечего было терять. Всякое
могло случиться, но вышло все очень
неплохо. В: А с вами
еще когда-нибудь случалось, чтобы на
матч-поинте отключилась звуковая
система? МС: Нет. И
надеюсь, никогда больше не случится (улыбается). В:
В последнюю пару лет у вас на Больших
Шлемах были сложные матчи в первом,
втором кругах, за которые пришлось
расплачиваться позже. Важно было
сегодня закончить все в трех сетах? МС: Вообще,
да. То есть, я рассчитывал, что это будет
сложный матч – четырехсетовый, как
минимум. Не хотелось доводить дело до
пяти сетов, но вполне могло случиться и
так. Но как я уже сказал, соперник был
сложный, и я рад, что все кончилось в трех
сетах. Надеюсь, следующий, тоже довольно
сложный матч, тоже будет таким. Надеюсь,
я смогу продолжать в том же духе и дальше,
и особенно матчи не затягивать. В:
Насколько важно для вас держать себя в
руках, может, чтобы доказать что-то
самому себе? МС: В
данный момент у меня положение не супер,
потому что нужно защищать много очков.
Здесь в Штатах в этом сезоне я пока
ничего особенного не показал. Были даже
очень плохие матчи, глупые проигрыши.
Потом я пробую нового тренера. У меня в
голове сейчас только одна мысль: нужно
бороться и надеяться на лучшее в будущем.
После Цинциннати я серьезно
тренировался полторы недели, и это уже
дает результат. Так что, я стараюсь
сосредоточиться, не расстраиваться из-за
проигрышей и работать в своем ритме,
потому что иначе мне будет сложно играть
как следует, особенно не имея
достаточной уверенности в собственных
силах. Именно поэтому я стараюсь больше
держать себя в руках, но иногда, к
сожалению, кое-что не получается. Как
сегодня, когда я подавал при счете 6-4 на
тай-брейке. И во втором и в третьем сете у
него был брейк в запасе. В общем, бывает
сложновато, но приходится с этим
справляться. В:
Десять лет назад вы впервые появились
здесь, через пару лет вы здесь выиграли.
Почему, думаете, вы больше не выигрывали
здесь с тех пор? МС: Ну,
хороший вопрос. На следующий год я дошел
до полуфинала. Проиграл там Сампрасу. А
потом, я не знаю… Пару раз были травмы, и
я не играл. В прошлом году все шло
неплохо, но в пятом сете я проиграл 7-6. По
каким-то причинам я оказался не готов к
матчу, играл не очень. В: Вы все
еще вспоминаете финал в 2000 как лучший
матч в своей карьере? МС: Да, но
кому это интересно? Тот матч давно в
прошлом, он уже история. Терпеть не могу
людей, которые все время живут прошлым и
говорят, как хороши и велики они были, ну,
не знаю, в прошлом столетии. Кому какая
разница? Я не такой человек. Я стараюсь
идти вперед, и либо что-то улучшить, либо
забыть. Что случилось, то случилось. Если
остались хорошие воспоминания, что ж,
отлично. Но нельзя жить ими, когда вокруг
столько происходит, и с тобой столько
всего случается. В:
А вспоминаете ту тележку с водкой,
которую вкатили на пресс-конференцию,
когда вы выиграли? МС: Нет. Я
тогда был несовершеннолетний (улыбается). В:
Ее вкатили
ваши коллеги. МС: Они и
пили, а я смотрел. В: Вы не
пили? МС: Нет,
мне не было еще 21 года, так что было
нельзя (улыбается). В:
Если вы не хотите оглядываться на ту
победу, может, глядя вперед, вы видите
себя победителем еще раз? МС: Мы
готовимся к худшему, а надеемся на
лучшее. Вот так я смотрю в будущее. В: А что
значит «готовиться к худшему»? МС: Худшее
– то, что я больше никогда не выиграю.
Думаю, если появится возможность, я ей
воспользуюсь, но пока она что-то не
появляется. Я не прохожу дальше третьего
круга, сейчас для меня попасть в
четвертьфинал уже большое дело. Так что
от этого турнира я ничего особенного не
ожидаю, как и от этого года. Но если я… Во
всяком случае, я начал играть лучше.
Эрнан, по-моему, делает очень многое. Он
прекрасно объяснил мне, что сейчас
происходит: все это из-за моей травмы
колена, с которой я пытаюсь справиться
вот уже второй год. Но в общем я надеюсь
еще выиграть Большой Шлем. Сделать это
все сложнее и сложнее, но почему нет?
Всегда есть шанс. Если Федерер кому-нибудь
проиграет, кто-то снимется, с Надалем что-то
случится, двери открыты (улыбается). В: Вы
говорили о людях, которые живут прошлым.
Таких много в теннисе? МС: А
почему вы меня об этом спрашиваете?
Потому что я что-то до этого сказал? В:
Да. МС: Нет, ну
или, во всяком случае, не думаю. Слава
богу, я не встречался с такими людьми и
надеюсь, таких нет среди теннисистов.
Сложно было бы объяснять людям моего
возраста, как хорош был теннис лет,
например, 30 назад. Мы сейчас живем в 2007,
это новая эра. И какая разница… Я имею в
виду, мы с должным уважением относимся к
великим теннисистам прошлого, но и
только. Они были хороши. В истории много
великих. Они выигрывали – молодцы. Но
нонсенс говорить, что тогда было лучше и
интереснее, чем сейчас. Люди идут вперед,
хотя, надеюсь, они ценят и уважают то, что
было. А тех, кто живет прошлым я не
встречал и, надеюсь, никогда не встречу. В: А для
вас будет иметь значение, если через 30
лет кто-нибудь скажет: «Марат Сафин
выиграл US Open», а ему ответят: «Мне все
равно». МС: А какая
разница? Для меня не будет никакой. Я в
жизни не только это сделал и, надеюсь,
тогда я буду счастлив. Вот сейчас уходит
Хэнман. Он много сделал для тенниса. Хотя
английская пресса не очень хорошо о нем
отзывалась, для английского тенниса и
англичан он сделал очень многое, просто
потому, что у них нет других теннисистов.
Они вкладывают в теннис миллионы, а
играют за Англию только Хэнман и Мюррэй,
и все. И карьера у него была неплохая. И
все равно, кого это будет волновать года
через три? В:
Его детей. МС: Именно.
Единственные люди, которым не все равно
– это семья. В: А какова
сейчас ваша мотивация на игру? МС:
Максимальная, иначе меня бы здесь не
было. Я же не из-за денег здесь, они мне
особенно не нужны. Я здесь только потому,
что я хочу играть и мне это нравится. Мне
нравится сражаться на корте, нравится то,
что я делаю. Думаете, я
до сих пор играю, потому что люблю
путешествовать? (улыбается) Хотя я и
летаю первым и бизнес классом. Нет. Быть
на корте, бегать, испытывать это чувство
после выигрыша – наверно лучшее чувство
в мире, которое только можно испытать.
Думаю, те, кто уходят, потом скучают по
нему. Все это привлекает, именно это
заставляет двигаться вперед. И хочется
выигрывать матч за матчем, так что, думаю,
мотивация достаточная. В: Можете
ли вы вмешаться в противостояние Надаля
и Федерера? И может ли это сделать кто-то
из остальных теннисистов? МС:
Это уже сделал Джокович. А вообще нужно
быть последовательным, использовать
шансы, быть готовым физически, иметь
мотивацию, быть жадным до побед. Нужно,
чтобы тренер правильно направлял тебя, и
тогда все сложится. Все это очень просто,
но, в то же время очень, сложно, потому
что, например, трудно находиться на
одном и том же уровне весь сезон. Это
сейчас могут два человека: Надаль и
Федерер, и чтобы быть с ними наравне
нужно быть очень сконцентрированным,
многим пожертвовать, каждую неделю
попадать в финалы или полуфиналы. И еще,
конечно, нужно выбрать правильный
календарь соревнований. Это уже работа
тренера, он играет важную роль,
направляя игрока, особенно пока тот
молод, а это сложно. В:
Многие всегда говорят, что вы могли бы
достичь большего. Может, для некоторых
жертва слишком большая? МС: Ну,
Агасси, например, мог выиграть 20 Больших
Шлемов, Сампрас должен был выигрывать
даже больше. Всегда можно найти кого-то.
Риос, например…Он должен был выигрывать
10 Больших Шлемов, но так не случилось.
Если вспомнить ситуацию, когда мне было
17, у меня не было денег, и я вполне мог бы
сейчас здесь не сидеть. Так что, думаю, я
довольно хорошо преуспел, если
учитывать, с чего начинал. Я не
разочарован своей карьерой. Конечно,
было бы лучше, если бы я выиграл те два
финала на Australian Open, еще великолепно было бы выиграть
на Roland Garros. Но по обстоятельствам не
сложилось. В любом случае, я ни о чем не
жалею. В: А что вы
посоветовали Гуми, когда он решил стать
вашим тренером? МС: Он
позвонил мне, потому что мне нужен был
человек, который мог бы поехать со мной
сюда. У Александра не получилось, теннис
мой был не на пике, так что я решил
попробовать. А почему нет? Думаю, он
прекрасно все понимает. Он все отлично
мне объяснил, потому что я не совсем
понимал, что происходит. Мне казалось,
что теннисисты стали играть быстрее, но
это не так. Просто мне нужно поменять кое-какие
мелочи в моей игре, особенно в
передвижении по корту. Из-за травмы я
стараюсь беречь ногу, поэтому двигаюсь
не так хорошо. Но это все детали. Эрнан
все понимает, но думаю, мы движемся в
правильном направлении и, надеюсь,
продолжим. В: Что было
большим врагом вашей карьеры:
психология или физика? МС: Думаю,
физика. Две травмы. Я хорошо играл в
начале Australian Open в 2003,
когда у меня были проблемы с запястьем, а
в 2005 я снова получил травму. И она
становилась все хуже и хуже, а я этого не
понимал, пока не смог играть совсем. Эти
травмы сбили ритм моей карьеры. Я мог бы
достичь большего, но не достиг. В: А что вы
думаете по поводу скандала с Давыденко?
Вы с ним говорили? МС: Мне
сейчас безразлично, что происходит с
другими людьми. Это их дело, а не мое. И я
не хочу в это впутываться. Я не хочу
слышать всяких историй, не хочу ничего
знать. Мне, на самом деле, не интересно. И
если Давыденко должен ответить на какие-то
вопросы о своей жизни или жизни АТР, я не
собираюсь в это ввязываться. В:
Это единственный турнир серии Большого
Шлема, где в пятом сете играют тай-брейк.
Думаете, это нужно поменять? МС:
Конечно, нужно, конечно. Это нужно было
сделать в прошлом году. Если бы я тогда
выиграл парочку тай-брейков, я был бы не
25, а 15. Это большая разница. Но я тогда
проиграл их все, надеюсь, больше такого
не случится. Тай-брейк – наполовину
лотерея. Конечно, без уверенности сложно
его выиграть, потому что все дело в одном-двух
мячах, и нервничаешь, конечно, больше,
чем во время обычного сета. В: Вы
сегодня оспорили мяч и выиграли. Вы все
еще не доверяете этой системе камер? МС:
Соколиному глазу? В:
Да. МС: А что с
ним не так? В:
Вы никогда раньше не признавали, что он
работает точно. МС: Нет, ну,
точно, гораздо лучше с этой системой, чем
вообще без нее, потому что подачи
довольно быстрые. Судье на вышке сложно
вынести правильное решение, приходится
брать на себя большую ответственность.
Представьте, что все происходит на тай-брейке
в пятом сете при счете 6-6… Хочешь просто
убить этого парня. А так, если он делает
ошибку, и ты знаешь, что он неправ, есть
хотя бы шанс увидеть это, доказать это. В:
Значит сейчас, когда вы видите картинку,
вы верите ей больше. МС: Да, намного больше. Конечно, я думаю, над этой системой поработали. Она становится все лучше и лучше, точнее. |