Статьи
СуперСафин
По сути, Сафин – сегодня один из самых
завидных женихов в России. Красавец
почти двухметрового роста, миллионер (сумма
заработанных призовых за карьеру –
почти 12 миллионов долларов плюс почти
миллион за январскую победу в Мельбурне),
дом в Монте-Карло, как у всякой уважающей
себя теннисной звезды, 25 лет, карьера на
взлете, ездит по всему миру, знаменит.
Если бы в России составлялись списки
самых красивых людей, как это делают в
США уже много лет, он наверняка бы туда
попал. Марат
молчалив, он так и не научился гладко и
пафосно говорить, как положено
спортивному кумиру нации. Он прячет что-то
в себе. Он гордый. И, наверное, это
правильно. Тихо косноязычен по-русски,
немногословно шутлив по-английски,
когда после победы подходит к микрофону
и говорит с публикой, грозен по-испански,
когда обращается к судьям-испанцам (кстати,
в теннисном мире знают его честность и
то, что он никогда не пытается «зажуливать»
спорные мячи). Эта его органичность,
абсолютная естественность на корте,
неотразимая сексуальность огромного
застенчивого парня – сделали Марата
звездой, а не только его победы. Завидовать
той неведомой избраннице Марата,
которая покорит его сердце (о ней –
позже), я бы не стал. Ведь кто такой
теннисист-профессионал из первой сотни
или тем более десятки? Простой солдат.
Мышцы и связки натружены, кости болят, за
плечами огромная сумка, голова занята
предстоящим сражением, но главное –
график. Тот самый график жизни, который
издали кажется таким заманчивым. Рим-Токио-Нью-Йорк-Мельбурн-Рим-Париж-Гамбург.
Здорово, правда? Но – каждую неделю, без
перерывов. Так что будущей избраннице
Сафина вряд ли удастся насладиться в
полной мере и домом в Монте-Карло, и
дорогими машинами, и другими атрибутами
роскошной жизни. Ее ожидают одинаково
хорошие бесконечные отели и рестораны,
долгие авиаперелеты и многочасовое
сидение под жарким солнцем на трибуне.
Мячик налево – мячик направо.
Счастливое супружество – вообще
привилегия считанных единиц в мировом
теннисе (Линдсей Дэвенпорт, Андре Агасси-Штефи
Графф, Жюстин Эннен-Арден, других
примеров и на память-то не приходит).
Развалившихся романов и браков (ярчайший
пример - тот же Кафельников) гораздо
больше. Настоящие взрослые отношения, а
тем более ребенок, ведение совместного
хозяйства – откладываются, как правило,
на потом. Впрочем,
если обо всем этом спросить Сафина прямо,
он бы наверняка только ухмыльнулся в
ответ. Гордый очень. И молчаливый парень.
Несловоохотливый. Настоящий мачо, если в
этом нерусском слове есть хоть какой-то
позитивный оттенок (в чем я, честно
говоря, сильно сомневаюсь). Гордость у
него, кстати, не напускная. Хотя долгое
время казалось, что это не гордость, а
простое мальчишеское пижонство. Говорят,
еще в детстве Марат попросил родителей:
«Мама, папа, не надо ездить со мной на
турниры. Мне так будет легче». И после
этого стал выигрывать все. Для тех, кто
хоть раз видел, как проходят детские
соревнования по теннису – эта деталь
скажет многое. Родители, облепившие корт,
до сердечных колик болеющие за свое чадо,
вытирающие ему сопли и слезы, подносящие
воду в бутылках, спорящие до хрипоты с
судьями, таскающие ракетки и сумки,
привозящие и увозящие детей в
отдаленные уголки Москвы и Подмосковья
– такой же атрибут тенниса, как, я не
знаю, желтые мячи. Без родителей жизнь
юного теннисиста вообще немыслима. Это
особый спорт и особый вид инфантилизма. Марат
избавился от него лет в 12. И тогда
родители нашли спонсора, чтобы
отправить его в Испанию, в теннисную
академию. Сами же остались в России,
воспитывать младшую сестру Марата –
Динару. Они поняли: мальчик справится. Чему же он научился в
Испании? Нескольким
вещам: не бояться солнца, тренироваться
два раза в день при любом раскладе (а
хорошей технике можно научиться и в
России), разговаривать свободно по-испански
и по-английски, не бояться перелетов-переездов,
жить без родителей и… И еще одной вещи. Просиживая
в дешевых кабачках Валенсии долгие часы
послеполуденной жаркой сиесты вместе с
испанцами – он научился чему-то еще, что
было заложено в нем с самого начала, но,
может быть, не смогло бы раскрыться до
конца в теплой, расслабленной, уютной
московской жизни. Испанскому
менталитету? Мрачноватой внутренней
силе испанских мужчин? Этому
пресловутому мачизму? Кто знает… Когда
я смотрю игру Марата, например,
последний его звездный матч с Федерером
в финале чемпионата Австралии, и вижу,
как он копит в себе эту страшную энергию,
копит и затем выбрасывает ее наружу – я
начинаю думать об этом его одиноком
детстве и понимаю: нет, Марат не похож на
всех тех русских чемпионов, про которых
я что-то знаю. Совсем не похож. Я глубоко
убежден, что почти каждый наш спортсмен
– в глубине души суеверный мистик. И
если нашему чемпиону кажется, что Бог
отвернулся, что фарта нет, что «не его
день» – все валится из рук. По-другому,
по-скучному, это называется «психологической
неустойчивостью». Марат изначально
другой. Он довольно рано понял, что Бог
любит упрямых, гордых. Поэтому-то он так
страстно разговаривает на корте с самим
собой – такого глубокого рева, таких
драматических жестов, такого красивого
лица и такой потрясающей мимики в
мировом теннисе, пожалуй, больше нет. По
своим природным данным Марат настоящий
гигант. Но именно чудовищная сила удара
и природные габариты сыграли с ним в
начале карьеры плохую шутку: он поначалу
просто не верил, что может кому-то
проигрывать, ломал ракетки чуть ли не
сотнями, выходил из себя, выпускал
попусту всю игровую ярость, и, в конце
концов, заработал тяжелую травму спины.
Немногие возвращаются на вершину после
такого долгого перерыва – но он
вернулся. О
его личной жизни не известно почти
ничего. Ну да, появилась на трибунах
красивая девушка Даша, рядом с двумя
тренерами-иностранцами. Ну да, куда-то
исчез на пару дней после приезда в
Москву. Ну, вот и все. По сравнению с
Кафельниковым, вся семейная жизнь
которого была нараспашку – как и сам
Женя, весь, до последней клеточки –
разительный контраст. Марат
играет с тремя золотыми цепочками на шее
– на одной висит кольцо, на другой какой-то
странный амулет, на третьей вроде бы
крест. Во время игры цепочки
окончательно перепутываются.
Разобраться в его символах веры по этим
цепочкам непросто. Впрочем, и разглядеть
их во время игры почти невозможно: в
перерывах между геймами Марат сидит
низко склонив голову, упираясь взглядом
в ту землю, от которой отскакивают мячи
его судьбы. Борис Минаев |